Первые дни. Новый ребёнок

Первые дни и недели — самые тонкие.

Для меня они состоят из красоты и боли. Красиво всё — новые зелёные веточки за окном, мой старший сын, такой маленький и такой гигантский, апрельское небо.

Мой новый ребёнок особенно, бесстыдно красив.

Мне хочется подсовывать её под нос знакомым и совершенно незнакомым, случайным людям и требовать от них восхищения. Чтобы скрыть своё помешательство, я круглосуточно фотографирую её на телефон — в памяти десятки, сотни абсолютно одинаковых фоток. Складочки, шелковый пух лануго, скрюченные старушечьи ручки, желтоватая кожа, сморщенные ножки.

Идеально.

И ещё мне все время больно. Больно вставать, больно садиться, больно ложиться на живот — вместо матки, кажется, один сплошной синяк. Болит грудь, губы потрескались и болят. Когда кормлю, низ живота сводит схватками как будто опять начались роды.

Больновато смотреть в зеркало на мягкое, незнакомое тело с разошедшимися тазовыми костями и странной кожей.

Мне знакома вся эта боль, она уютная и посильная, правильная. Она пройдёт даже слишком быстро. Тело опять нальётся силой. Но это не повод сегодня не поплакать над ней, над такой большой и родной моей болью.

Снаружи жизнь тоже изменилась, всё по-новому, весь дом на ушах. Иногда очень шумно, а иногда все ходят на цыпочках. Повсюду следы новой жизни — на кухне пластмассовая ванночка, в коридоре автокресло, на сушилке — пеленки, распашонки, крошечные носки.

Сладко пахнет молоком, новым памперсом, чем-то вроде детской присыпки, хотя самой присыпки в доме не водится. Нехитрый инопланетный скарб расползается по пространству, обживает его, а что же сам инопланетянин? Ему пока не до того, он обживает и осваивает собственное тело. Не может справиться с руками и ногами, любая смена температуры, неловкое движение пугают, причиняют дискомфорт. Да что уж там, такое нехитрое дело, как пописать, там, или покакать — уже целая история и повод для отчаянного, с дрожащим подбородком, крика.

Ночами, в тишине спящего дома звучит этот звенящий младенческий крик. Пока я шаманю, пытаясь успокоить, убаюкать этот крик, мне не до глубоких мыслей. Но сейчас, в тишине, я нахожу, что крик этот благословенен.

Станется ли так, что когда-нибудь, много лет спустя, я проснусь в тишине большого дома и опять услышу младенческий крик — моего внука или внучки? Если да, тогда я точно вспомню, что он благословенен. Клянусь.

Но это не повод не поплакать сегодня в ночи, над хаосом собственной жизни. Такой большой, такой красивой, такой невместимо моей.