Тридцать.

Тридцатилетие — первое в жизни торжество возраста. В «Друзьях» была серия, когда Джо договорился с Богом, что с ним тридцатилетие не случится. Бог, понятное дело, промолчал и Джо потом драматически страдал — за что господь за что — когда не случилось «обещанное».

Пересекать третью декаду страшно, да. Потому что старение — это умирание, а умирать страшно. Но это в общем смысле, а в частном — стрёмно всяких мелочей. Того, что стремительно намечаются морщинки, что тяжелее ставишься на подъём, медленно грубеет душа. Боязно, что упущенных возможностей становится всё больше и того, что литературную премию «Дебют» вручают только до 35.

И отвечаешь — да никаких. Кроме тех, что в башке, никаких.

Не считать же, в самом деле, признаком то, что неохота пить вечером третий бокал, чтобы голова на утро не болела? Или считать?

Пускай тридцать будет — время настоянной крепости, удалого сока по всем жилам.

Тридцать — это такой июль жизни. Жарко, парко, солнце, одуряющее пахнет ромашкой, но захотел — зашёл в кружевную тень, отдохнул. Понял про себя разное, принял, что большинство из этого потом придётся перепонять. Собрал вокруг дорогих людей, перестал, наконец, тащить за руку тех, кто не хочет и отвечать на звонки тех, кто не мил.

Кормишь себя, поишь, даёшь поспать, делаешь разминку, смешишь, радуешь.  Впереди ещё долгий путь, надо беречь силы и, одновременно, нельзя слишком беречься.

Но и пройдено уже немало — не обесценивай, осознавай.

Тут бы начать перечислять свои достижения — жизненные награды, выданные судьбой шоколадные медальки — но к тридцати начала понимать, что цепляться зелёными усиками за социально одобряемые вехи своего развития как-то ненадёжно. Общество любит тех, у кого интересная работа, красивые дети и саморазвитие аж из ушей прёт, но стоит чему-то из этого пере-стать, ищи себя в задних рядах, там, до куда софиты не добивают.

Вместо этого лучше сесть на попу, обе ладони положить на землю. Почувствовать свои корни. Базовое, земляное, тёплое — всё, что заставляет тебя дышать и бежать, злиться, страдать, хохотать и плакать настоящими солёными слезами.

Я три десятка лет (ого!) хожу по утешному миру и единственный опыт, который получала, получаю и хочу получать — опыт счастья. Я узнаю и сравниваю счастье. Я пробую добиться его то одним, то другим способом. Скучаю по нему и радуюсь его появлению.

Опыт счастья немыслим без беды и горя, его невозможно вычитать в книге, найти в чужих соцсетях. Его нельзя с кем-то разделить, его невозможно завещать своему ребёнку.

Он только мой, всецело мой и он такой гигантский и запутанный, что мне в нём разбираться, разбираться — не разобраться до конца. Я-то знаю, что ещё на два раза по тридцать хватит, но там уж — сколько Ты мне отпустил.

В 30 лет уже догадываешься, что вечно — не будет, но пока, как Джо, подмигиваешь господу — мол, ну со мной то другой случай.